Андрей Глотов: "Важно правильно анализировать свой геном"

Сегодня, 25 апреля, отмечается Международный день ДНК - профессиональный праздник генетиков. 25 апреля 1953 года в журнале Nature Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик опубликовали результаты исследования молекулярной структуры ДНК. С тех пор важность генетики не оспаривает никто. Однако о формировании генетических банков задумались относительно недавно, а в России этот процесс пока в самом начале. 

О том, как сегодня изучается геном и формируется биобанк в нашей стране офарме.рф рассказал заведующий отделом геномной медицины им.В.С.Баранова НИИ акушерства и гинекологии им. Д.О. Отта, доктор биологических наук, вице-президент Национальной ассоциации биобанков и специалистов по биобанкированию (НАСБИО) Андрей Глотов.

- Насколько активно сейчас расширяется биобанк? Год назад вы говорили, что всё развивается медленнее, чем хотелось бы?

- Сейчас идет календарно второй, но фактически третий год работы нашего проекта. Буквально с сентября, после нашей предыдущей беседы, мы наблюдаем возросший интерес со стороны других организаций и востребованность самой коллекции. На удивление, у бизнеса, у ученых появился интерес к сотрудничеству по использованию собранных образцов, которые у нас сегодня есть.

Этот интерес связан с двумя процессами. Первый – это разработка отечественных диагностических систем для разных заболеваний. Это могут быть тест-системы для наследственных заболеваний, и заболеваний, связанных с репродукцией. Для этого можно использовать те образцы, которые мы собираем, в качестве анализа редких генетических вариантов, либо контрольных образцов для своих тестов. И второй заключается в том, что мы во многом сейчас занимаемся импортозамещением и создаём возможность не обращаться за контрольными образцами (что для нас всегда было парадоксом) на западные рынки, а использовать собственные коллекции, которые не только не хуже, но и в большей степени отражают нашу действительность.

- В чем измеряется количество биобанка?

- Оно измеряется цифрами собранных образцов и количеством пациентов. Это разные понятия, не все понимают это. Некоторые говорят, что у них в коллекции миллион образцов. А когда спрашиваешь, сколько было пациентов, то оказывается, что несколько десятков тысяч. От одного человека могут быть получены разные образцы. Например, кровь и ее составляющие: плазма, сыворотка, цельная кровь. Это могут быть различные варианты нуклеиновых кислот - ДНК, РНК , выделенные из крови или ткани человека. Это может быть ткань или эмбрион, половые клетки. В нашем биобанке по количеству образцов мы шагнули за 60 тысяч, а пациентов – приближаемся к 7-8 тысячам. Это та цифра, над которой мы будем работать в ближайшее время.

- Какова география проекта?

- Мы продолжаем сотрудничество, прежде всего, с нашими партнерами. Это Москва, Петербург и Западная Сибирь. Пока это три основных региона. Конечно, к нам могут попадать пациенты из разных регионов, но преимущественно это те, кто проживает на данных территориях.

- У нас же многонациональное государство. Что нужно сделать, чтобы малые коренные народы тоже попали в биобанк и включились в проект?

- На самом деле, малые коренные народы присутствуют в биобанках нашей страны. В основном в тех, которые занимаются популяционными исследованиями. Здесь кроется и слабость, и сила. С одной стороны, я знаю, что наши коллеги, например, Томский национальный медицинский центр имеет такие коллекции, Уфимский исследовательский центр, в Москве институт общей генетики этим занимается. Но это коллекция образцов ДНК, которые характеризуют этнос, расселение народов, миграцию, скрещивание, преобладание тех или иных вариантов, связанных с заболеваниями. При этом ограниченность этих коллекций в том, что в них чаще всего есть только ДНК. Нет возможности использовать это для больших задач с репродуктивной составляющей. Сейчас мы продолжаем общаться с нашими коллегами, в том числе из Сургутского государственного университета. У них есть интерес дополнить их коллекции именно образцами, связанными с уникальными малыми народами, проживающими на их территории.

- С января 2023 года в России проводится расширенный скрининг новорожденных детей. Есть ли уже данные о том, как это влияет на данные, которые собираются в биобанках? Возможно, появились новые образцы?

- Собирая коллекцию определенных образцов, мы объявили несколько отдельных программ. Наиболее яркая – это изучение проблем, связанных с невынашиванием беременности и бесплодием. Суть проекта в том, что почти в 50% случаев причины невынашивания и бесплодия оказываются генетическими. Есть разные способы разобраться с этим. Сначала проводят анализ хромосом, смотрят, нет ли там дисбаланса, а потом ищут изменения в генах. Сегодня всё больше внимания обращают на то, как изменения генома могут приводить к различным репродуктивным проблемам, которые, в свою очередь, связаны с наследственными заболеваниями. Поэтому, чем больше мы сегодня разберемся в ситуации, которая характеризует этот репродуктивный спектр, тем больше поймем, что нам нужно диагностировать с точки зрения неонатального скрининга. Я слышал от коллег в рамках текущего неонатального скрининга, что сейчас идет накопление информации. Пока мало данных и не так много пациентов. Прежде всего, эта программа хорошо работает для одного заболевания. Это спинальная мышечная атрофия. Это болезнь, которой и мы уделяли большое внимание, и наши коллеги тоже серьезно следят за ней. Но с точки зрения репродукции, нужно смотреть в будущее и важно, чтобы это заболевание не получило распространение. Как я говорил ранее, сегодня мы можем гарантировано родить здорового ребенка.

- Это возможно при проведении процедуры ЭКО?

- Да. И такие программы в рамках нашего проекта по биоресурсным коллекциям у нас есть. Фактически, мы запустили два значимых, на наш взгляд, проекта, которые в совокупности с неонатальным скринингом сдвинут пласт будущего репродуктивного здоровья. Это проект по поводу бесплодия и невынашивания, когда мы исследуем абортивные материалы и понимаем, почему произошел тот или иной выкидыш. И проект по тестированию пар, у которых уже были больные дети и они сами либо их родственники хотят родить здорового ребенка. В совокупности с неонатальным скринингом это три шага для создания репродуктивного здоровья в ближайшие 5-7 лет.

- Ранее мы беседовали с Екатериной Захаровой (председатель экспертного совета Всероссийского общества орфанных заболеваний, член экспертного совета по редким болезням комитета здравоохранения ГД РФ, зав лабораторией наследственных болезней обмена веществ и заведующая кафедрой ФГБНУ «Медико-генетический научный центр им. Бочкова», доктор медицинских наук), которая сказала следующее: «Мы расшифровали геном, но смысл понять не можем». Имеется в виду, что сейчас очень много внимания и средств вкладывается в расшифровку генома, но ученые всё равно упираются в препятствие, когда дальше двигаться они не могут, это нечто пока непостижимое. Как бы вы прокомментировали эту фразу?

- Сегодня молекула ДНК просчитана с точностью 95-96%, сохраняются участки, которые не прочитаны до сих пор. Несмотря на это, что мы уже 20 лет говорим, что геном человека расшифрован. Вместе с тем, роль тех участков, которые мы не прочитали, не известна. Кроме того, всё больше и больше вопросов возникает к тому, где проходит граница между обычным состоянием и болезнью. Возможно, Екатерина Юрьевна это и имела ввиду. 

Почему один генетический вариант приводит к одной болезни и тут же этот вариант приводит к другой? Сейчас наблюдаются даже такие парадоксы. Или почему один вариант, который является патогенным, приводит к болезни у одного человека, а у другого не приводит? Границы возможного сейчас прощупываются. Надеюсь, что через какое-то время мы узнаем ответы на поставленные вопросы.

- И что мы сможем сделать, благодаря этой информации? Починить ДНК?

- Мы сможем не только чинить. Я сторонник того, чтобы правильно анализировать свой геном, использовать все преимущества и недостатки. Потому что чинить – это уже вмешательство для закрепления признака. На мой взгляд, мы еще не исчерпали возможности управлять тем, что у нас есть.